Через какое-то время на меня стал наваливаться сон, причем так сильно, что не могла с ним бороться. Я не спала всю ночь, потом долгая поездка, в восемь здесь. Усталость начала сказываться. Глаза закрывались, тело становилось тяжелым, а голову тянуло к подушке.
— Ты чего, спать хочешь? — Саша обернулся ко мне. Но даже это не смогло взбодрить.
— Угу, — ответила ему. — И если ты сейчас что-нибудь не скажешь, я засну.
Тело уже не держалось прямо, я облокотилась на подушку, борясь с желанием положить туда еще и голову.
— Я вообще-то не возражаю, если ты будешь спать, — мельком взглянув, сказал Саша.
И я положила голову. Как же хорошо! Мало волновало, что со стороны это выглядит странно. Теперь я еще и сплю на его кровати!
— Только не храпи!
— Не буду.
— А ты храпишь? — Саша повернулся снова.
— Нет, — я засмеялась.
Глаза не закрывала, если бы это сделала, тут же бы провалилась в сон. И сколько бы проспала! Вот, что страшно!
— Я даже не слышу, как ты дышишь!
Я опять засмеялась. Прислушалась к собственному дыханию. Его не слышала тоже. Все это напоминало какое-то безумное соблазнение с моей стороны, но я ничего не могла с собой поделать.
Только минут через десять стали возвращаться силы. Когда их появилось достаточно, я села.
— О! Проснулась! — прокомментировал Саша, но, казалось, он тоже не очень понимает, как на меня реагировать. Ладно он! Как я на себя должна реагировать! Я, скромная девочка, тише воды, ниже травы, какой меня все считали, и тут вдруг соблазняю постоянно слезающей кофточкой, почти засыпаю у него на кровати и показываю грудь! И все это СЛУЧАЙНО!
Вскоре за мной приехал папа. Саша компьютер к тому времени починил и почти собрал.
— Будь пупсиком, подержи коробочку, — обратился он ко мне, складывая последние штуки.
«Пупсик?» — повторила с радостью про себя. Впервые мальчик назвал меня ласковым прозвищем. — «Только почему „пупсик“»?
Домой я приехала безумно счастливая.
* * *
День выдался жарким, мы подъезжали к югу, и в вагоне установилась такая духота, что пот тек со всех ручьями, парни уже использовали простыни вместо полотенец, чтобы вытираться, а ветер практически не залетал в открытые окна.
Гера, как пришел с утра играть в карты, так сразу сел на мою полку, пододвинулся и спиной снова прикоснулся к моим коленям. Даже несмотря на жару, в нем продолжала ощущаться непреодолимая необходимость в прикосновении ко мне.
Вел себя он так же, как и вчера. Прямо не обращался, почти не смотрел в мою сторону. Наверное, никто и не мог определить, что он испытывает ко мне. Главное, с чего?
Ребята отгадывали последнюю загадку: «Как развязать узел на человеческом волосе». В тот момент Гера сидел рядом с Ромой, напротив меня.
— Нужен волос, — сказал он Роме.
— Представляешь, — Рома ответил ему. — Мы будем подходить к девушкам и просить у них волосок.
— Ага, — поддержал Гера и засмеялся, при этом старался не смотреть в мою сторону. — Не одолжите ли нам один волосок! Всего один. Нам очень надо!
Мне не понравился ни его смех, ни его голос. Гера раздражал. Не легче ли попросить у меня волос, чем говорить о девушках в третьем лице, будто он меня не видит. И в то же время я понимала, отчего это. Он боялся на меня смотреть! А еще и спрашивать?
— Ты не пожертвуешь нам один волосок? — наконец-то Рома обратился ко мне.
— Конечно, — ответила ему и вырвала волос. Для эксперимента нужен длинный, у других слишком короткие.
Когда я протягивала волос Роме, Гера изо всех сил старался глядеть на это спокойно. Он продолжал изображать, что или не видит меня, или меня здесь совсем нет.
— И что теперь с этим делать? — спросил Рома, когда завязал узел на волосе. — Это нереально!
Но у Геры все силы уходили вовсе не на разгадку.
Тут пришла Наташка и попросила меня встать с полки, чтобы взять кое-что из сумки внизу. Когда я поднималась, отцепилась бретелька от лифчика, Наташка указала мне на нее, я быстро застегнула, но, подняв глаза на Рому, заметила, что он сосредоточенно смотрит в окно. На Геру взглянуть даже не решилась, боясь, что его реакцию просто не выдержку. И без того неловко. Такое ощущение, что я опять кого-то соблазняла!
Когда Гера снова сел рядом со мной, ему стало легче. Он начал перекручивать кассету для Юлькиного плеера. У того сели батарейки, проигрывать он еще мог, но не перематывать. Гера пытался перекрутить кассету пальцем, и я протянула ему ручку.
Дело в том, что у меня были проблемы с магнитофоном, он закручивал кассеты так, что они больше не играли. Я наловчилась использовать шариковую ручку, ее грани идеально совмещались с выступами колесиков. Так я спасла не одну свою кассету.
Гера с опаской покосился в мою сторону. Кажется, для него не было ничего страшнее в жизни, чем встретится со мной взглядом. Ручку взял. Догадался для чего. Но начал поворачивать ее вокруг своей оси, да еще с таким серьезным видом, будто, кроме него, никто не мог справиться с таким сложным техническим заданием.
«Поворачивать нужно не ручку! Надо раскручивать кассету вокруг нее!» — так и хотелось сказать, но я испугалась, что это убьет Геру. Если он почувствует себя еще и дураком в моих глазах, избавиться от стыда он сможет не раньше, чем в начале следующего века. Я решила его не трогать.
Но когда он закончил, положил ручку на стол, а я потянулась за ней, боясь, что она пропадет и нечем будет писать дневник, Гера резко опередил меня, почти вырвал ее из рук и положил к себе на колени.
— Я еще не закончил, — говорил его вид. — Нечего тут лезть раньше времени!
Охренел? Я тут всеми силами стараюсь его не задеть, а он меня осаживает! Мог бы и словами попросить!
Я почувствовала досаду и… какую-то давно забытую ненависть. Убрала руку и отодвинулась от него, обхватив себя за колени.
Мужчина всегда прав… Женщина — не человек… Ты, случайно, не так думаешь? Его поведение напоминало Сашу, но не того, которого знала прошлым летом, а того, в которого он превратился после.
Мужчина умнее женщины просто оттого, что он мужчина? Я глядела на Геру, и ко мне возвращалась ненависть.
Я понимала, что мне стоит держаться от него подальше, но смогу ли.
* * *
Несколько дней после поездки в город я ходила, погруженная в себя, пока наконец-то мама не спросила прямо:
— Ты влюблена в Сашу?
На вопрос в лоб я не смогла ничего ответить и обещала подумать.
— Ты в себя повернута уже несколько дней! Думаешь только о Саше, только о нем и говоришь!
Я засмеялась, но почему-то вместе со слезами. Стало стыдно смотреть маме в глаза, что не удержалась и влюбилась.
